Пленительная красота...

В основном все эти красоты природы лишены практической пользы. Главная задача «окружающей среды» заключается в том, чтобы радовать глаз. Остановитесь хотя бы на миг и «вдохните» в себя полной грудью эту красоту, вберите ее распахнутыми настежь глазами. Мы так привыкли составлять свое мнение о всех и вся, исходя из соображений целесообразности, что на осмысление моего странного предложения у вас может уйти минута или две вашего бесценного времени. Повторюсь: природа главным образом нефункциональна, что в переводе на наш язык означает бесполезна. В первую очередь она просто прекрасна. То есть красота сама по себе — великое и славное благо, это то лекарство, которое нам необходимо принимать ежедневно и в изрядных дозах (и наш Бог не поленился организовать это для нас). Природа в своих самых восхитительных проявлениях Божьей славы кричит: «Красота жизненно необходима!», тем самым открывая нам глаза на то, что красота составляет сущность Бога.

О чем свидетельствует красота? Для ответа на этот вопрос достаточно вспомнить, что испытывает человек, застрявший в автомобильной пробке. Его слух терзают сигнальные гудки и сквернословие разъяренных водителей. Угарный газ из выхлопных труб, просачиваясь в салон автомобиля, буквально душит его. А теперь вспомните, какое блаженство испытывает человек, прогуливающийся по прекрасному саду, солнечной лужайке или уединенному пляжу. Вот где простор для взора, вот где раскрывается его душа, вот где он вновь обретает способность дышать, где он просто отдыхает. И это хорошо, это превосходно. Летним вечером мы сидим на веранде и просто слушаем, созерцаем и впитываем в себя окружающую нас красоту. Наши сердца понемногу утихают, в душах разливаются умиротворение и покой. Наши сердца вслед за Юлианой из Норвича свидетельствуют о том, что «все будет хорошо». «Все будет хорошо».

Вот о чем свидетельствует красота: «Все будет хорошо».

То же самое ощущает и тот, кто находится рядом с женщиной, пребывающей в состоянии покоя, женщиной, уверенной в своей женской красоте. Ее общество доставляет удовольствие. Она привлекательна. В ее присутствии вам спокойно и ровно дышится, напряжение спадает и вы снова верите, что все будет хорошо. Это еще одна причина, по которой борющаяся за место под солнцем женщина выглядит так противоестественно. Женщина, не имеющая в своем сердце покоя, несет этому миру следующее послание: «Все плохо и, похоже, будет еще хуже». «Ведь в раздраженье женщина подобна источнику, когда он взбаламучен, — сказал Шекспир в "Укрощении строптивой", — и чистоты лишен, и красоты...»[1]. Мы нуждаемся в свидетельстве, которое несет нам красота. И пусть его нелегко облечь в слова, часть этого послания заключается в том, что у нас все будет хорошо. Все будет хорошо.

Красота не только свидетельствует, она еще и зовет. Услышать ее призыв — все равно что услышать по-настоящему прекрасную музыку. Она захватывает: услышав ее, хочется просто наслаждаться ею. Мы покупаем компакт-диски и много раз слушаем понравившуюся нам мелодию. (Это незримо свидетельствует о том, что красота гораздо глубже, чем нам кажется.) Красивая музыка привлекает к себе внимание, она зовет и манит за собой. То же самое можно сказать и про красивый сад или какой-нибудь другой пейзаж. Вам хочется в него войти, рассмотреть его поближе, вкусить его плодов. Интересную книгу мы награждаем эпитетом «захватывающая». Она привлекает и удерживает наше внимание. Мы с нетерпением ждем того часа, когда сможем вновь вернуться к ней и углубиться в ее чтение. Бог мечтает найти в наших сердцах такой же отклик. Об этом же мечтает любая женщина. Красота зовет.

Джон и Стэйси Элридж «Пленительная красота»

---

Жизнь измеряется моментами, когда захватывает дух!

 

Когда жена Джорджа Карлина умерла, Карлин, известный острослов и сатирик 70-80-ых годов, написал эту невероятно выразительную статью, уместную и сегодня.

«Парадоксом нашего времени является то, что мы имеем высокие строения, но низкую терпимость, широкие магистрали, но узкие взгляды.

Тратим больше, но имеем меньше, покупаем больше, но радуемся меньше. Имеем большие дома, но меньшие семьи, лучшие удобства, но меньше времени. Имеем лучшее образование, но меньше разума, лучшие знания, но хуже оцениваем ситуацию, имеем больше экспертов, но и больше проблем, лучшую медицину, но хуже здоровье.

Пьем слишком много, курим слишком много, тратим слишком безответственно,смеемся слишком мало, ездим слишком быстро, гневаемся слишком легко, спать ложимся слишком поздно, просыпаемся слишком усталыми, читаем слишком мало,слишком много смотрим телевидение и молимся слишком редко. Увеличили свои притязания, но сократили ценности.

Говорим слишком много, любим слишком редко и ненавидим слишком часто. Знаем, как выжить, но не знаем, как жить. Добавляем года к человеческой жизни, но не добавляем жизни к годам.

Достигли Луны и вернулись, но с трудом переходим улицу и знакомимся с новым соседом. Покоряем космические пространства, но не душевные. Делаем большие, но не лучшие дела.

Очищаем воздух, но загрязняем душу.
Подчинили себе атом, но не свои предрассудки.
Пишем больше, но узнаем меньше.
Планируем больше, но добиваемся меньшего.
Научились спешить, но не ждать.
Создаем новые компьютеры, которые хранят больше информации и извергают потоки копий, чем раньше, но общаемся все меньше.

Это время быстрого питания и плохого пищеварения, больших людей и мелких душ,быстрой прибыли и трудных взаимоотношений. Время роста семейных доходов и роста числа разводов, красивых домов и разрушенных домашних очагов.

Время коротких расстояний, одноразовых подгузников, разовой морали, связей на одну ночь; лишнего веса и таблеток, которые делают все: возбуждают нас,успокаивают нас, убивают наc. Время заполненных витрин и пустых складов.

Время, когда технологии позволяют этому письму попасть к вам, в то же время позволяют вам поделиться им или просто нажать "Delete".

Запомните, уделяйте больше времени тем, кого любите, потому что они с вами не навсегда.

Запомните и горячо прижмите близкого человека к себе, потому что это единственное сокровище, которое можете отдать от сердца, и оно не стоит ни копейки.

Запомните и говорите "люблю тебя" своим любимым, но сначала действительно это почувствуйте.
Поцелуй и объятия могут поправить любую неприятность, когда идут от сердца.

Запомните и держитесь за руки и цените моменты, когда вы вместе, потому что однажды этого человека не будет рядом с вами.

Найдите время для любви, найдите время для общения и найдите время для возможности поделиться всем, что имеете сказать. Потому что жизнь измеряется не числом вдохов-выдохов, а моментами, когда захватывает дух!»

Притча о ценности жизни

Блажен человек, который снискал мудрость, и человек, который приобрел разум, — Иов 28:28
14 потому что приобретение ее лучше приобретения серебра, и прибыли от нее больше, нежели от золота: Иов 28:15; Притч 8:10
15 она дороже драгоценных камней; [никакое зло не может противиться ей; она хорошо известна всем, приближающимся к ней,] и ничто из желаемого тобою не сравнится с нею. Притч 8:11
16 Долгоденствие — в правой руке ее, а в левой у нее — богатство и слава; [из уст ее выходит правда; закон и милость она на языке носит;] 3Цар 3:14; Иов 42:16; Притч 4:10; 9:11
17 пути ее — пути приятные, и все стези ее — мирные.
18 Она — древо жизни для тех, которые приобретают ее, — и блаженны, которые сохраняют ее! Быт 2:9; Притч 11:30; 15:4
19 Господь премудростью основал землю, небеса утвердил разумом; Пс 32:6
20 Его премудростью разверзлись бездны, и облака кропят росою. Ис 28:29
21 Сын мой! не упускай их из глаз твоих; храни здравомыслие и рассудительность, Притч 19:16
22 и они будут жизнью для души твоей и украшением для шеи твоей. Притч 1:9; 4:9
23 Тогда безопасно пойдешь по пути твоему, и нога твоя не споткнется.
24 Когда ляжешь спать, — не будешь бояться; и когда уснешь, — сон твой приятен будет. Пс 3:6; 4:9
25 Не убоишься внезапного страха и пагубы от нечестивых, когда она придет; Иов 22:10; Пс 111:7
26 потому что Господь будет упованием твоим и сохранит ногу твою от уловления. Пс 117:7
притчи3:13-26

Здравствуйте. Вы счастье продаете?

 -Здравствуйте. Вы счастье продаете?

- Да.

- Хм. А скажите, вот сколько стоит например 5 минут счастья?

- Полжизни.

- Ничессе, как дорого! А сколько ж тогда 3 дня могут стоить?

- Полжизни.

- А три мешка?

- Да без разницы. Полжизни стоит счастье.

- То есть я могу взять сколько захочу на свои полжизни?

- Да, сколько сможете.

- Хм. А в чем прикол?

- Да ни в чем. Берите сколько влезет. Вон в углу мешки стоят. Сколько возьмете — все ваше.

- Черт! А чтож оно у вас такое тяжелое-то?!

- Не тяжелое, а трудное. Попробуйте, вон тот слева, там полегче.

- ЫЫЫЫЫЫ… Нет. Не подыму пожалуй…

- Вы не надрывайтесь. Возьмите сколько сможете.

- Хм. А как понять сколько смогу?

- А вы понемножку начните. Возьмите сначала 5 минут. Выдержите, потом 10. И так далее. Не торопитесь. Многие сразу не могут взять сколько хочется.

- А вы потом еще дадите?

- Конечно. За ваши полжизни вы можете взять сколько угодно счастья. Сколько вам будет по силам. Можете попозже еще зайти.

- И вы еще дадите?

- Господи, да конечно. Все ж уже оплачено. Что нам, счастья жалко что ли? Вы возьмите сейчас немножечко. Походите привыкните, зайдете еще. Сразу-то оно непривычно конечно. У вас вон какая душевная мускулатура дряблая, куда вам сразу много-то? А так подкачаете постепенно и с каждым разом сможете все больше.

- Спасибо. Ну я пойду?

- До свиданья.

- Можно еще глупый вопрос напоследок?

- Можно подумать остальные были умные. Валяйте.

- А почему такая странная цена: полжизни?

- Это не цена. Это себестоимость.

Не боги горшки обжигают

      

 Один фокусник показывал свое искусство султану и его придворным. Все зрители были в восторге. Сам султан был вне себя от восхищения.
- Боже мой, какое чудо, какой гений!
Его же визирь сказал:
- Ваше величество, ведь не боги горшки обжигают. Искусство фокусника - это результат его прилежания и неустанных упражнений.
       Султан нахмурился. Слова визиря отравили ему удовольствие от восхищения искусством фокусника.
- Ах ты неблагодарный, как ты смеешь утверждать, что такого искусства можно достигнуть упражнением? Раз я сказал: либо у тебя есть талант, либо у тебя его нет, значит, так оно и есть.
       С презрением взглянув на своего визиря, он гневно воскликнул:
- У тебя его по крайней мере нет, ступай в темницу. Там ты сможешь подумать о моих словах. Но чтобы ты не чувствовал себя одиноким и чтобы рядом с тобой был тебе подобный, то компанию с тобой разделит теленок.
       С первого же дня своего заточения визирь стал упражняться: он поднимал теленка и носил его каждый день по ступенькам тюремной башни. Проходили месяцы, теленок превратился в могучего быка, а силы визиря возрастали с каждым днем благодаря упражнениям.
       В один прекрасный день султан вспомнил о своем узнике. Он велел привести визиря к себе. При виде его султан изумился:
- Боже мой! Что за чудо, что за гений!
       Визирь, несший на вытянутых руках быка, ответил теми же словами, как и раньше:
- Ваше величество, не боги горшки обжигают. Это животное ты дал мне из милости. Моя сила - это результат моего прилежания и упражнений.
источник: Н. Пезешкиан, Торговец и попугай

Бути самим собою

Після того, як Господь створив землю, рослини, тварин і людей, він побачив, що «все було дуже добре»: всі жили в мирі та злагоді і любили один одного, і раділи такому прекрасному своєму існуванню.
Але одного разу на землі трапився неврожайний рік, який поставив під загрозу виживання всіх живих істот. Бог вирішив подивитися, що ж сталося - адже він давав рослинам все, що потрібно: і дощ, і вітер, і сонце. Він прийшов на землю і почав розпитувати рослини про причини неврожаю. Виявилося, що в їхні серця вкралося почуття незадоволеності. Вони стали плакати і скаржитися Господу, що вони, мовляв, не такі, якими мали б бути, і почали просити його наділити їх якостями, які були у їхніх сусідів, вважаючи, що тільки ті наділені вищими якостями, а їх самих Господь обділив. Їм хотілося і самим бути причетними до високої і благородної діяльності.
Виноград заздрив яблуні з такими красивими яблуками. Тополя заздрила ароматним трояндам, береза ​​- смачному винограду. Роза заздрила тополі, квітучій легким білим пухом, а яблуня - березі з її модними сережками. І попросили вони змінити їх, зробити їх такими, якими їм хотілося б бути, і Господь виконав їхнє бажання.
Спочатку всі зміни, що сталися, дуже сподобалися незадоволеним рослинам, але це почуття з кожним днем ​​ставало все менше і менше. На винограді стали рости гронами яблука, але, не встигнувши дозріти, вони падали, тому як його тонкі гілки не витримували їх ваги. На тополі стали рости троянди і колючки, але ніхто не хотів так високо лазити за трояндами, та й ще ранитися колючками. На березі виріс виноград, але коли хтось намагався вилізти на дерево і зірвати його, то гілки ламалися, що завдавало їй біль, і велика частина винограду, падаючи, розсипалася по землі. Роза стала цвісти тополиним пухом, який зовсім не пах, а троянди дуже любили приємні запахи, які раніше поширювали їх квіти. А також вони любили суспільство бджіл та інших комах, які раніше запилювали їх, збираючи пилок і розмовляючи з ними між справою. Але тепер вони прилітали не до них, а до тополі, на якій тепер росли троянди, а вони, бідолахи, нудьгували без спілкування зі старими друзями. Ну а яблуня, втративши яблука, була обвішана березовими сережками, за що її почали називати модницею, чванькуватою і ледаркою, бо всі звикли отримувати від неї смачні, ароматні яблука. Раніше яблуня була простим деревом і не кидалася в очі, але все ж її всі любили за її яблука, а тепер вона стала красивою, але втратила любов не тільки людей, але і тварин.
І ось через півроку зайшовши в сад, Господь запитав:
- Ну, як ваші справи? Чи задоволені ви своїми новими здібностями?
- Ні!!! - в один голос закричали рослини, - Зроби все так, як було раніше! Ми зрозуміли, що були не праві, адже ти дав кожному з нас те, що для нього підходить найкраще.
І повернув Господь все на свої місця. І зраділи цьому рослини, а також тварини і люди, адже їм було незручно щороку думати, де ж шукати ті чи інші квіти або фрукти. З тих пір рослини стали пишатися тим, яку роль їм призначив Господь, і кожен намагався виконати її якнайкраще, щоб всі: і тварини, і люди любили їх і дружили з ними. Вони зрозуміли, що головне - це не те, чого у них немає, а те, як вони використовує те, що вже мають.
Так рослини навчилися цінувати те, що у них є і не заздрити іншим. З тих пір вони завжди радіють тому, якими їх створив Господь. А коли вони забувають про викладений їм урок, вони сумують. І в той рік у них буває неврожай, завдяки якому вони згадують цю давню історію, яка передається з покоління в покоління, і тоді вони підносять хвалу Господу

Сорочка счастливого человека

Халиф лежал при смерти, утопая в своих шел­ковых подушках. Хакимы, врачи его страны, стояли вокруг него, и все сошлись на том, что халифа может спасти только одно — сорочка счастливого человека, которую надо будет поло­жить халифу под голову. Гонцы, как пчелиный рой, разлетелись повсюду и искали в каждом городе счастливого человека, но у всех, кого бы они ни спрашивали о счастье, были только за­боты и горе. Наконец гонцы, уже почти поте­рявшие надежду, встретили пастуха, который, весело напевая, пас свое стадо. «Счастлив ли ты?» — спросили у него. «Я не знаю никого, кто был бы счастливее меня», — ответил со смехом пастух. «Тогда дай нам свою сорочку!» — воск­ликнули гонцы. «У меня ее нет», — сказал па­стух. Эта странная весть о том, что единствен­ный счастливый человек, которого встретили гонцы, не имеет сорочки, заставила халифа сильно задуматься. Три дня и три ночи он ни­кого не пускал к себе. А на четвертый день велел раздать народу свои шелковые подушки, драго­ценные камни, и, как повествует легенда, ха­лиф с того дня стал опять здоровым и счастли­вым.
Восточная история

Иногда отчаяние дает нам шанс

   Расскажу вам, как один любящий человек страдал долгие годы от разлуки с возлюбленной и как его пожирал огонь этих мучений. Могу­чая сила любви лишила его сердце терпения, а тело его устало от жизни. Жизнь без любимой казалась ему пустой, лишенной смысла, и чем дальше, тем больше он угасал. Сколько дней и бессонных ночей юноша провел в тревоге и тос­ке, с болью в сердце думая о ней. Он весь пре­вратился в тень, а раненое сердце — в горестный стон. Он готов был отдать тысячу жизней толь­ко за то, чтобы на один миг испытать упоение от ее присутствия. Но ему это не было суждено. Ни один врач не мог исцелить больного, а друзья стали избегать его. У врачей нет средств, чтобы излечить от любви, только прикоснове­ние руки возлюбленной смогло бы ему помочь.
В конце концов древо его тоски породило плод отчаяния, а пламя его надежды погасло, пре­вратившись в пепел. И вот однажды вечером не­счастный влюбленный, уставший от жизни, по­кинул свой дом и отправился в путь. Вдруг он заметил, что его догоняет ночная стража. Он по­пытался спастись бегством, но стражники пре­следовали его по пятам, их становилось все больше и больше, и наконец все пути для спасения были отрезаны. В отчаянии он простонал: «Все ясно, стража — это Израиль, мой ангел смерти, он спешит поймать меня, это палач, ко­торый вот-вот схватит меня». Измученный, ед­ва чувствуя под собой ноги, с бьющимся сердцем он подбежал к стене, окружавшей сад, и с вели­ким трудом взобрался на нее. Оказавшись на­верху, он увидел ее головокружительную высо­ту, но, забыв об опасности, бросился вниз, в сад.
И какое же зрелище предстало его взору! Там была его возлюбленная с лампой в руке. Она ис­кала потерянное кольцо. И когда он, потеряв­ший свое сердце, увидел ту, которая похитила его, вздох облегчения вырвался из груди юно­ши, и он воскликнул, подняв руки к небу: «О господи, пошли моим преследователям славу, богатство и долгую жизнь, потому что теперь я понял, что стража была для меня ангелом Габ­риэлем, который вел меня; или Израфилем, ан­гелом жизни, который мне, измученному, при­давал свежие силы».
Этот человек был прав, ибо сколько справед­ливости и милосердия скрывалось за кажущей­ся жестокостью стражи. Преследуя его, она при­вела страждущего в пустыне страдания к морю любви и развеяла мрак разлуки светом свида­ния. Она направила томившегося в одиночестве в сад близости и страждущую душу к врачева­телю сердца.
Если бы наш влюбленный знал наперед исход всего этого, он благословил бы стражу и молился за нее, поняв, что за ее непреклонностью скры­вается справедливость; но так как он но предви­дел конца, то стал жаловаться и плакать. Однако странствующие в садах познания видят уже конец в начале, мир в войне и приветливость в гневе.
Это состояние тех, кто находится в этой доли­не. Что же касается странников долин, располо­женных выше, то они не делают различия меж­ду началом и концом, они не видят ни начала, ни конца.
HOCCPAT ПЕЗЕШКЯН "ТОРГОВЕЦ И ПОПУГАЙ"

Тень на солнечных часах

  

   Один восточный властелин решил доставить радость своим подданным и привез им, не знав­шим, что такое часы, из своих странствий солнечные часы. Этот подарок изменил жизнь лю­дей в его царстве. Они научились распределять свое время, стали более точными, аккуратны­ми, надежными, прилежными, и в результате все разбогатели. Наступило полное благоденст­вие. Когда царь умер, его подданные стали ду­мать, как бы им достойно отметить заслуги умершего. А так как солнечные часы являли со­бой символ благосклонности царя к своим под­данным и были причиной их успехов, то они решили построить вокруг солнечных часов ве­ликолепный храм с золотым куполом. Когда же храм был возведен и купол возвышался над сол­нечными часами, солнечные лучи уже не могли дойти до часов и тень, которая показывала лю­дям время, исчезла. Люди перестали быть точ­ными, исполнительными, прилежными. Каж­дый пошел своим путем. А царство распалось.

Правдивый вор

К одному высокочтимому мудрецу привели молодого вора, пойманного на месте преступ­ления. Но так как он был очень молод, его не хотели наказывать по всей строгости зако­на. От мудреца ждали, что он направит юно­шу на путь истинный, а стало быть, отвратит его от воровства, занятия, достойного всеоб­щего презрения. Однако мудрец ни единым словом не упомянул о воровстве. Он привет­ливо беседовал с юношей и завоевал его дове­рие. Единственное, что он от него потребовал, — это обещание всегда быть правдивым. Обрадо­ванный тем, что воровство так легко сошло ему с рук, юноша дал это обещание и с лег­ким сердцем пошел домой. Подобно тому как беспокойно несущиеся черные тучи затмевают луну, так и ему ночью пришла в голову мысль совершить кражу. Но когда он, тихо крадучись, протиснулся через боковые ворота дома, его вдруг осенило: «Если я сейчас встре­чу кого-нибудь и он спросит меня о моих на­мерениях, что я тогда отвечу? Что я скажу завтра?   Если   я   должен   сдержать   обещание быть правдивым, то я должен буду во всем сознаться, и тогда уж мне не избежать заслу­женной кары». С этих пор юноша стал стре­миться к правдивости, преодолевая пагубную привычку, и для него уже стало невозможным воровать. Правдивость все больше и больше открывала ему путь к честности и справедли­вости.

HOCCPAT ПЕЗЕШКЯН "ТОРГОВЕЦ И ПОПУГАЙ"

Че­ловек, который стоит на од­ной ноге...

Че­ловек, который длительное время стоит на од­ной ноге...
 Через некоторое время мышцы перегруженной ноги начинает сводить судорога. Он едва удерживает равновесие. Уже болит не толь­ко нога, но и все тело. Боль становится нестер­пимой, человек взывает о помощи. Окружаю­щие пытаются всячески помочь ему. Один мас­сирует больную ногу. Другой берется за сведен­ный судорогой затылок и тоже массирует его по всем правилам искусства. Третий, видя, что че­ловек вот-вот потеряет равновесие, предлагает ему свою руку для опоры. Стоящие вокруг сове­туют опираться руками, чтобы было легче сто­ять. А один мудрый старик предлагает поду­мать о том, что человек, стоящий на одной ноге, может считать себя вполне счастливым по срав­нению с теми, у кого вообще нет ног. Находится и такой доброжелатель, который заклинает на­шего героя вообразить себя пружиной, и чем сильнее он на этом сосредоточится, тем скорее кончатся его страдания. Некий серьезный, рас­судительный старец благосклонно изрекает: «Утро вечера мудренее». Наконец, появляется еще один, подходит к бедняге и спрашивает: «Почему ты стоишь на одной ноге? Выпрями другую ногу и встань на нее. У тебя же есть вто­рая нога».

HOCCPAT ПЕЗЕШКЯН "ТОРГОВЕЦ И ПОПУГАЙ"

Наберись смелости — сделай попытку

Однажды царь решил подвергнуть испыта­нию всех своих придворных, чтобы узнать, кто из них способен занять в его царстве важный государственный пост. Толпа сильных и муд­рых мужей обступила его. «О вы, подданные мои, — обратился к ним царь, — у меня есть для вас трудная задача, и я хотел бы знать, кто сможет решить ее». Он подвел присутствующих к огромному дверному замку, такому огромно­му, какого еще никто никогда не видывал. «Это самый большой и самый тяжелый замок, кото­рый когда-либо был в моем царстве. Кто из вас сможет открыть его?» — спросил царь. Одни придворные только отрицательно качали голо­вой. Другие, которые считались мудрыми, ста­ли разглядывать замок, однако вскоре призна­лись, что не смогут его открыть. Раз уж мудрые потерпели неудачу, то остальным придворным ничего не оставалось, как тоже признаться, что эта задача им не под силу, что она слишком трудна для них.
Лишь один визирь подошел к замку. Он стал внимательно его рассматривать и ощупывать, затем пытался различными способами сдвинуть с места и наконец одним рывком дернул его. О чудо, замок открылся! Он был просто не полно­стью защелкнут. Надо было только попытаться понять, в чем дело, и смело действовать.
Тогда царь объявил: «Ты получишь место при дворе, потому что полагаешься не только на то, что видишь и слышишь, но надеешься на собст­венные силы и не боишься сделать попытку».

Из книги HOCCPAT ПЕЗЕШКЯН "ТОРГОВЕЦ И ПОПУГАЙ"

Claude Monet

Claude Monet also known as Oscar-Claude Monet or Claude Oscar Monet (November 14, 1840 – December 5, 1926) was a founder of French impressionist painting, and the most consistent and prolific practitioner of the movement's philosophy of expressing one's perceptions before nature, especially as applied to plein-air landscape painting. The term Impressionism is derived from the title of his painting Impression, Sunrise.
Claude Monet was born on November 14, 1840 on the fifth floor of 45 rue Laffitte, in the ninth arrondissement of Paris. He was the second son of Claude-Adolphe and Louise-Justine Aubrée Monet, both of them second-generation Parisians. On May 20, 1841, he was baptized into the local church parish, Notre-Dame-de-Lorette as Oscar-Claude. In 1845, his family moved to Le Havre in Normandy. His father wanted him to go into the family grocery store business, but Claude Monet wanted to become an artist. His mother was a singer.

On the first of April 1851, Monet entered the Le Havre secondary school of the arts. He first became known locally for his charcoal caricatures, which he would sell for ten to twenty francs. Monet also undertook his first drawing lessons from Jacques-François Ochard, a former student of Jacques-Louis David. On the beaches of Normandy in about 1856/1857 he met fellow artist Eugène Boudin who became his mentor and taught him to use oil paints. Boudin taught Monet "en plein air" (outdoor) techniques for painting.

On 28 January 1857 his mother died. He was 16 years old when he left school, and went to live with his widowed childless aunt, Marie-Jeanne Lecadre.

Paris

s

When Monet traveled to Paris to visit The Louvre, he witnessed painters copying from the old masters. Monet, having brought his paints and other tools with him, would instead go and sit by a window and paint what he saw. Monet was in Paris for several years and met several painters who would become friends and fellow impressionists. One of those friends was Édouard Manet.

In June 1861 Monet joined the First Regiment of African Light Cavalry in Algeria for two years of a seven-year commitment, but upon his contracting typhoid his aunt Marie-Jeanne Lecadre intervened to get him out of the army if he agreed to complete an art course at a university. It is possible that the Dutch painter Johan Barthold Jongkind, whom Monet knew, may have prompted his aunt on this matter. Disillusioned with the traditional art taught at universities, in 1862 Monet became a student of Charles Gleyre in Paris, where he met Pierre-Auguste Renoir, Frédéric Bazille, and Alfred Sisley. Together they shared new approaches to art, painting the effects of light en plein air with broken color and rapid brushstrokes, in what later came to be known as Impressionism.

Monet's Camille or The Woman in the Green Dress (La Femme à la Robe Verte), painted in 1866, brought him recognition, and was one of many works featuring his future wife, Camille Doncieux; she was the model for the figures in The Woman in the Garden of the following year, as well as for On the Bank of the Seine, Bennecourt, 1868, pictured here. Shortly thereafter Doncieux became pregnant and gave birth to their first child, Jean. In 1868, due to financial reasons, Monet attempted suicide by throwing himself into the Seine.

Franco-Prussian War, Impressionism, and Argenteuil

Impression Sunrise

After the outbreak of the Franco-Prussian War (July 19, 1870), Monet took refuge in England in September 1870. While there, he studied the works of John Constable and Joseph Mallord William Turner, both of whose landscapes would serve to inspire Monet's innovations in the study of color. In the Spring of 1871, Monet's works were refused authorisation to be included in the Royal Academy exhibition.

In May 1871 he left London to live in Zaandam, where he made 25 paintings (and the police suspected him of revolutionary activities). He also paid a first visit to nearby Amsterdam. In October or November 1871 he returned to France. Monet lived from December 1871 to 1878 at Argenteuil, a village on the Seine near Paris, and here he painted some of his best known works. In 1874, he briefly returned to Holland.

In 1872 (or 1873), he painted Impression, Sunrise (Impression: soleil levant) depicting a Le Havre landscape. It hung in the first Impressionist exhibition in 1874 and is now displayed in the Musée Marmottan-Monet, Paris. From the painting's title, art critic Louis Leroy coined the term "Impressionism", which he intended as disparagement but which the Impressionists appropriated for themselves.

Monet and Camille Doncieux had married just before the war (June 28, 1870) and, after their excursion to London and Zaandam, they had moved into a house in Argenteuil near the Seine River in December 1871. She became ill in 1876. They had a second son, Michel, on March 17, 1878, (Jean was born in 1867). This second child weakened her already fading health. In that same year, he moved to the village of Vétheuil. At the age of thirty-two, Madame Monet died on 5 September 1879 of tuberculosis; Monet painted her on her death bed.

Later life

After several difficult months following the death of Camille on 5 September 1879, a grief-stricken Monet (resolving never to be mired in poverty again) began in earnest to create some of his best paintings of the 19th century. During the early 1880s Monet painted several groups of landscapes and seascapes in what he considered to be campaigns to document the French countryside. His extensive campaigns evolved into his series' paintings.

In 1878 the Monets temporarily moved into the home of Ernest Hoschedé, (1837-1891), a wealthy department store owner and patron of the arts. Both families then shared a house in Vétheuil during the summer. After her husband (Ernest Hoschedé) became bankrupt, and left in 1878 for Belgium, in September 1879, and while Monet continued to live in the house in Vétheuil; Alice Hoschedé helped Monet to raise his two sons, Jean and Michel, by taking them to Paris to live alongside her own six children. They were Blanche, Germaine, Suzanne, Marthe, Jean-Pierre, and Jacques. In the spring of 1880 Alice Hoschedé and all the children left Paris and rejoined Monet still living in the house in Vétheuil. In 1881 all of them moved to Poissy which Monet hated. From the doorway of the little train between Vernon and Gasny he discovered Giverny. In April 1883 they moved to Vernon, then to a house in Giverny, Eure, in Upper Normandy, where he planted a large garden where he painted for much of the rest of his life. Following the death of her estranged husband, Alice Hoschedé married Claude Monet in 1892.

Giverny

  I

At the beginning of May 1883, Monet and his large family rented a house and two acres from a local landowner. The house was situated near the main road between the towns of Vernon and Gasny at Giverny. There was a barn that doubled as a painting studio, orchards and a small garden. The house was close enough to the local schools for the children to attend and the surrounding landscape offered an endless array of suitable motifs for Monet's work. The family worked and built up the gardens and Monet's fortunes began to change for the better as his dealer Paul Durand-Ruel had increasing success in selling his paintings. By November 1890 Monet was prosperous enough to buy the house, the surrounding buildings and the land for his gardens. Within a few years by 1899 Monet built a greenhouse and a second studio, a spacious building, well lit with skylights. Beginning in the 1880s and 1890s, through the end of his life in 1926, Monet worked on "series" paintings, in which a subject was depicted in varying light and weather conditions. His first series exhibited as such was of Haystacks, painted from different points of view and at different times of the day. Fifteen of the paintings were exhibited at the Galerie Durand-Ruel in 1891. He later produced several series of paintings including: Rouen Cathedral, Poplars, the Houses of Parliament, Mornings on the Seine, and the Water Lilies that were painted on his property at Giverny.

Monet was exceptionally fond of painting controlled nature: his own gardens in Giverny, with its water lilies, pond, and bridge. He also painted up and down the banks of the Seine.

Between 1883 and 1908, Monet traveled to the Mediterranean, where he painted landmarks, landscapes, and seascapes, such as Bordighera. He painted an important series of paintings in Venice, Italy, and in London he painted two important series — views of Parliament and views of Charing Cross Bridge. His second wife Alice died in 1911 and his oldest son Jean, who had married Alice's daughter Blanche, Monet's particular favourite, died in 1914. After his wife died, Blanche looked after and cared for him. It was during this time that Monet began to develop the first signs of cataracts.

During World War I, in which his younger son Michel served and his friend and admirer Clemenceau led the French nation, Monet painted a series of Weeping Willow trees as homage to the French fallen soldiers. Cataracts formed on Monet's eyes, for which he underwent two operations in 1923. The paintings done while the cataracts affected his vision have a general reddish tone, which is characteristic of the vision of cataract victims. It may also be that after surgery he was able to see certain ultraviolet wavelengths of light that are normally excluded by the lens of the eye, this may have had an effect on the colors he perceived. After his operations he even repainted some of these paintings, with bluer water lilies than before the operation.

Death

Monet died of lung cancer on December 5, 1926 at the age of 86 and is buried in the Giverny church cemetery. Monet had insisted that the occasion be simple; thus about fifty people attended the ceremony.

His famous home and garden with its waterlily pond were bequeathed by his heirs to the French Academy of Fine Arts (part of the Institut de France) in 1966. Through the Fondation Claude Monet, the home and gardens were opened for visit in 1980, following refurbishment. In addition to souvenirs of Monet and other objects of his life, the home contains his collection of Japanese woodcut prints. The home is one of the two main attractions of Giverny, which hosts tourists from all over the world.

Posthumous sales

In 2004, London, the Parliament, Effects of Sun in the Fog (Londres, le Parlement, trouée de soleil dans le brouillard) (1904), sold for U.S. $20.1 million. In 2006, the journal Proceedings of the Royal Society published a paper providing evidence that these were painted in situ at St Thomas' Hospital over the river Thames.

Falaises près de Dieppe (Cliffs near Dieppe) has been stolen on two separate occasions. Once in 1998 (in which the museum's curator was convicted of the theft and jailed for five years along with two accomplices) and most recently in August 2007. It has yet to be recovered.

Monet's Le Pont du chemin de fer à Argenteuil, an 1873 painting of a railway bridge spanning the Seine near Paris was bought by an anonymous telephone bidder for a record $ 41.4 million at Christie's auction in New York on May 6, 2008. The previous record for his painting stood at $ 36.5 million.

Le bassin aux nymphéas (from the water lilies series) sold at Christie's 24 June 2008, lot 19, for £36,500,000 ($71,892,376.34) (hammer price) or £40,921,250 ($80,451,178) with fees, setting a new auction record for the artist. (From wikipedia)
www.claudemonetgallery.org

Agatha Christie

Agatha Mary Clarissa Miller was born on 15 September 1890 in Torquay, England.  Her father, Frederick, was an outgoing American with an independent income.  Her mother, Clara, was rather shy; Agatha resembled her greatly in personality.  There were two other children - Madge and Monty, both older than Agatha.
Although Madge received a formal education, Clara decided Agatha should not.  She intended that Agatha be taught to read when she was eight; however, by the age of five Agatha had already taught herself to read.  The rest of her education was through a mixture of tutors, part-time schooling and French finishing schools. She also trained as a singer and pianist and had it not been for her extreme shyness, she had the talent to have made this her career.
When Agatha was eleven her father died and she became even closer to her mother. Without Frederick, Clara became restless and began to travel, at times taking Agatha with her; these early trips began Agatha's lifelong love of travel.
In 1912 Agatha met Archie Christie, her future husband, a qualified aviator who had applied to join the Royal Flying Corps.  After a tempestuous romance, they married on Christmas Eve 1914, by special licence, with Archie returning to the war in France on Boxing Day.
Agatha was not idle during the war. She became a nurse in the Voluntary Aid Detachment of the Red Cross Hospital in Torquay - ultimately working in the dispensary where she enjoyed the work and completed the examination of the Society of Apothecaries.
Although Agatha had amused herself as a child, acting out stories and make believe, her writing career really began after her sister Madge challenged her to write a novel. It took several years to get her first book The Mysterious Affair at Styles published - with the publisher suggesting an alternative final chapter - but the reviews were kind and the murder by poison so well described that Agatha received the unprecedented honour of a review in the Pharmaceutical Journal!
Agatha’s happiness was complete when Rosalind, her only daughter was born on 5th August 1919 but by 1926, her life was in tatters: Christie’s mother Clara died and Archie left her for another woman.
Christie slowly rebuilt her life and in 1930 she visited Baghdad for a second time. It was here she met Max Mallowan. Max took Agatha on a tour of Baghdad and the desert - it was an action-packed journey - their car got stuck in the sand and they were rescued by the Desert Camel Corps! When they reached Athens, Agatha received a telegram saying that Rosalind was seriously ill. Agatha's only concern was to get home, however she had badly sprained her ankle on an Athens street and was unable to walk. Max chose to accompany her back to England. She could not have made the trip without him and when they reached home he proposed and she happily accepted.
Agatha accompanied Max on his annual archaeological expeditions for nearly 30 years. She continued to write, both at home and on field trips and her book Come, Tell Me How You Live wittily describes her days on digs in Syria.  She and Max were happily married for 46 years.  After a hugely successful career and a wonderful life Agatha died peacefully on 12 January 1976.
You can read Agatha Christie's own account of her life in An Autobiography which was published after her death in 1977.
 http://agathachristie.com

Marc Chagall

Chagall Marc (1887-1985), francuski malarz, grafik, scenograf, ilustrator pochodzenia żydowsko-rosyjskiego, zaliczany do kręgu malarzy École de Paris. W latach 1907-10 studiował w Petersburgu, m.in. u L. Baksta. W 1910-14 w Paryżu, gdzie uległ wpływom kubizmu. Nawiązał przyjaźń z awangardowymi poetami (G. Apollinaire, B. Cendrars, M. Jacob) i malarzami (R. Delanuay, A. Gleizes, F. Léger, Ch. Soutine). W 1914 w Berlinie miał pierwszą samodzielną wystawę i wywarł wpływ na niemieckich ekspresjonistów. W czasie rewolucji w 1917 był komisarzem sztuk pięknych w Witebsku, gdzie założył Akademię Malarską. Od 1922 w Paryżu. W 1941-47 w USA. Od 1948 na stałe we Francji, początkowo w okolicach Paryża, a potem na Riwierze Francuskiej.

Całe życie podejmował tematy z czasów swojego dzieciństwa i młodości w Witebsku, zaczerpnięte z obrzędów i zwyczajów żydowskich i życia rosyjskiego ludu. Często malował liryczne sceny miłosne. Już we wczesnych obrazach pojawiają się charakterystyczne cechy jego stylu, jak ekspresyjny kolor, naruszanie proporcji i zestawianie elementów świata realnego w nierealne układy (Czerwony akt 1908). Około 1911 posługując się językiem poetyckiej metafory i zacierając granicę między światem realnym a fantastycznym stworzył własny indywidualny styl. W jego sztuce można odnaleźć elementy symbolizmu i ekspresjonizmu. Baśniowa atmosfera jego obrazów zapowiadała surrealizm.

Charakterystycznymi środkami wyrazu jego malarstwa są miękka i płynna deformacja kształtów, ekspresyjny koloryt z przewagą żywych czerwieni, błękitów i zieleni oraz nastrój dziwności i fantastyczności (Ja i wieś 1911, Skrzypek 1912-1913, Zakochani nad miastem 1915, Przechadzka 1917, Linoskoczka 1930, Kochankowie w bzach 1931, Ulica zakochanych 1939).

W czasie II wojny światowej w jego obrazach dominowała nuta smutku i rozpaczy, a koloryt stał się ciemniejszy (Czerwony kogut 1940, Żongler 1943). Po wojnie koloryt znowu się rozjaśnił i wrócił dawny pogodny nastrój (Kwiaty nad Paryżem 1967).

Był on jednym z najwybitniejszych współczesnych grafików (akwaforty do Martwych dusz N. Gogola 1923-27, Bajek J. de La Fontaine’a 1927-31, Biblii 1931-55). Zajmował się także scenografią (kostiumy do baletów: Aleko 1942), Ognisty ptak 1945), ceramiką, rzeźbą, witrażownictwem (witraże do katedry w Reims 1974) i malarstwem monumentalnym (plafon w operze w Paryżu).

 http://portalwiedzy.onet.pl

Напитись голосу твого Ліна Костенко

Напитись голосу твого,
Того закоханого струму,
Тієї радості і суму,
Чаклунства дивного того.
Завмерти, слухати, не дихать,
Зненацька думку перервать.
Тієї паузи безвихідь
Красивим жартом рятувать.
Слова натягувать, як луки,
Щоб вчасно збити на льоту
Нерозшифрованої муки
Невідворотну німоту.
Триматись вільно й незалежно,
Перемовчати: хто кого.
І так беззахисно й безмежно
Чекати голосу твого.

Великі Українці - Тарас Шевченко

Росли укупочці, зросли;

Сміятись, гратись перестали.

Неначе й справді розійшлись!..

Зійшлись незабаром. Побрались;

І тихо, весело прийшли,

Душею-серцем неповинні,

Аж до самої домовини.

А меж людьми ж вони жили!

Подай же й нам, всещедрий Боже!

Отак цвісти, отак рости,

Так одружитися і йти,

Не сварячись в тяжкій дорозі,

На той світ тихий перейти.

Не плач, не вопль, не скрежет зуба —

Любов безвічную, сугубу

На той світ тихий принести.

1860

Великі Українці - Григорій Сковорода

АФОРИЗМИ  СКОВОРОДИ
  Хто думає про науку, той любить її, а хто її любить, той ніколи не перестае вчитися, хоча б зовні він і здавався бездіяльним.
  Ні про що не турбуватись, ні за чим не турбуватись - значить, не жити, а бути мертвим, адже турбота - рух душі, а життя - се рух.
  Що може бути солодше за те, коли любить і прагне до тебе добра душа?
  Надмір породжує пересит, пересит - нудьгу, нудьга ж - душевну тугу, а хто хворіє на се, того не назвеш здоровим.
  Любов виникає з любові; коли хочу, щоб мене любили, я сам перший люблю.
  Хіба розумно чинить той, хто, починаючи довгий шлях, в ході не дотримує міри?
  Як купці вживають застережних заходів, аби у вигляді добрих товарів не придбати поганих і зіпсутих, так і нам слід якнайретельніше пильнувати, щоб, обираючи друзів, цю найліпшу окрасу життя, більше того - неоціненний скарб, через недбальство не натрапити на щось підроблене.
   Не все те отрута, що неприємне на смак.
   Добрий розум, робить легким будь-який спосіб життя.
   Бери вершину і матимеш середину.
   З усіх утрат втрата часу найтяжча.
   Коли ти не озброїшся проти нудьги, то стережись, аби ця тварюка не спихнула тебе не з мосту, як то кажуть, а з чесноти в моральне зло.
   То навіть добре, що Діоген був приречений на заслання: там він узявся до філософії.
   Так само як боязкі люди, захворівши під час плавання на морську хворобу, гадають, що вони почуватимуть себе краще, коли з великого судна пересядуть до невеличкого човна, а відти знову переберуться у тривесельник, але нічого сим не досягають, бо разом з собою переносять жовч і страх, - так і життєві зміни не усувають з душі того, що завдає прикрості і непокоїть.
    Безумцеві властиво жалкувати за втраченим і не радіти з того, що лишилось.
    Ти не можеш віднайти жодного друга, не нашукавши разом з ним і двох-трьох ворогів.
    Більше думай і тоді вирішуй.
    Скільки зла таїться всередині за гарною подобою: гадюка ховається в траві.
    Хто добре запалився, той добре почав, а добре почати - це наполовину завершити.  
    О, коли б змога писати так само багато, як і мислити!
    Майбутнім ми маримо, а сучасним гордуємо: ми прагнемо до того, чого немає, і нехтуємо тим, що є, так ніби минуле зможе вернутись назад, або напевно мусить здійснитися сподіване.
    У тих, хто душею низький, найкраще з написаного і сказаного стає найгіршим.
    Уподібнюйся пальмі: чим міцніше її стискає скеля, тим швидше і прекрасніше здіймається вона догори.
    О, коли б ми в ганебних справах були такі ж соромливі і боязкі, як це часто ми буваємо боязкі і хибно соромливі у порядних вчинках!
     Визначай смак не по шкаралупі, а по ядру.
     Розум завжди любить до чогось братися, і коли він не матиме доброго, тоді звертатиметься до поганого.
     Одне мені тільки близьке, вигукну я: о школо, о книги!
     З видимого пізнавай невидиме.
     Щасливий, хто мав змогу знайти щасливе життя. Але щасливіший той, хто вміє ним користуватись..
     Не досить, щоб сяяло світло денного сонця, коли світло голови твоєї затьмарене.
     Звірившись на море, ти перестаєш належати сам собі.
            Похибки друзів ми повинні вміти виправляти або зносити, коли вони несерйозні.
            Немає нічого небезпечнішого за підступного ворога, але немає нічого отруйнішого від удаваного друга.
            Мудрець мусить і з гною вибирати золото.
            Коли велика справа - панувати над тілами, то ще більша - керувати душами.
            Збери всередині себе свої думки і в собі самому шукай справжніх благ. Копай всередині себе криницю для тої води, яка зросить і твою оселю, і сусідську.
            Для шляхетної людини ніщо не є таке важке, як пишний бенкет, особливо коли перші місця на ньому займають пустомудрі.
            Хіба не любов усе єднає, будує, творить, подібно до того, як ворожість руйнує?
            Природа прекрасного така, що чим більше на шляху до нього трапляється перешкод, тим більше воно вабить, на зразок того найшляхетнішого і найтвердішого металу, який чим більше треться, тим прекрасніше виблискує.
            Неправда гнобить і протидіє, але тим дужче бажання боротися з нею.
            Чи знаєш ти, яких ліків вживають ужалені скорпіоном? Тим же скорпіоном натирають рану.
            Сліпі очі, коли затулені зіниці.
            Як ліки не завжди приємні, так і істина буває сувора.
            Все минає, але любов після всього зостається.
            Кому душа болить, тому весь світ плаче.
            Тоді лише пізнається цінність часу, коли він втрачений.
            Ти робиш найкращу і для тебе рятівну справу, коли твердо ступаєш по шляху доброго глузду.
            Як нерозумно випрошувати те, чого можеш сам досягти!
            Коли ти твердо йдеш шляхом, яким почав іти, то, на мою думку, ти щасливий.
            Коли не зможу нічим любій вітчизні прислужитись, в усякому разі з усієї сили намагатимуся ніколи ні в чому не шкодити.
            Всяка їжа і пиття смачні й корисні, але треба знати час, місце і міру.
            Лід на те й родиться, аби танути.
            Демон проти демона не свідчить, вовк вовчого м'яса не їсть.
            Без ядра горіх ніщо, так само як і людина без серця.
            Краще голий та правдивий, ніж багатий та беззаконний.
            Облиш забобони, обмий совість, а потім одежу, залиш усі свої хиби і підіймайся!
            Коли риба спіймана, вона вже не потребує принади.
            Наступний, весело освітлений день - плід учорашнього, так само як добра старість - нагорода гарної юності.
            Солодке пізнає пізніше той, хто може проковтнути неприємне.
            Не любить серце, не бачачи краси.
            Що вподобав, на те й перетворився.
            Не за обличчя судіть, а за серце.
            Кожен є той, чиє серце в нім: вовче серце - справдешній вовк, хоч обличчя людське; серце боброве - бобер, хоча вигляд вовчий; серце вепрове - вепр, хоч подоба бобра.
            Чи може людина, сліпа у себе вдома, стати зрячою на базарі?
            Пізнаєш істину - ввійде тоді у кров твою сонце.
            Хіба може говорити про біле той, котрому невідоме, що таке чорне?
            Світло відкриває нам те, про що ми у темряві лише здогадувалися.
            Не може не блудити нога твоя, коли блудить серце.
            Ніхто не може вбити в собі зло, коли не втямить спершу, що таке те зло, а що добро. А не взнавши сього у себе, як можна взнати і вигнати його в інших.
            На новий путівець шукай нові ноги.
            Що з того, коли листок зовні зелений, та корінь позбавлений життєвого соку?
            Чи не дивина, що один у багатстві бідний, а інший у бідності багатий?
            Не називай солодким те, що породжує гіркоту.
            Вірю, що більше єлею має в своїх гладеньких словах улесник, аніж батько, коли карає, і що фальшива позолота блищить краще від самого золота... Але згадай приказку: "Вихвалявся гриб гарною шапкою, та що з того, коли під нею голови нема".
            Вода без риби, повітря без пташок, час без людей бути не можуть.
            Не все те недійсне, що недосяжне дитячому розумові.
            Тінь яблуні не заважає.
            Істина спалює і нищить усі стихії, показуючи, що вони лише тінь її.
            Шукаємо щастя по країнах, століттях, а воно скрізь і завжди з нами; як риба в воді, так і ми в ньому, і воно біля нас шукає нас самих. Нема його ніде від того, що воно скрізь. Воно схоже до сонячного сяйва - відхили лише вхід у душу свою.
            Математика, медицина, фізика, механіка, музика зі своїми сестрами - чим глибше їх пізнаємо, тим сильніше палять серце наше голод і спрага.
            Невже ти не чув, що сини віку мудріші від синів дня?
            Не дивина дорогу віднайти, але ніхто не хоче шукати, кожен своїм шляхом бреде та іншого веде - в цьому і важкість.   
      Не розум від книг, а книги від розуму створились.

Великі Українці - Іван Франко

Якби знав я чари, що спиняють хмари,
Що два серця можуть ізвести до пари,
Що ламають пута, де душа закута,
Що в поживу ними зміниться отрута!
То тебе би, мила, обдала їх сила,
Всі би в твоїм серці іскри погасила.
Всі думки й бажання за одним ударом.
Лиш одна любов би вибухла пожаром,
Обняла б достоту всю твою істоту,
Мислі б всі пожерла, всю твою турботу, -
Тільки мій там образ і ясніє й гріє...
Фантастичні думи! Фантастичні мрії!

Якби був я лицар і мав панцир добрий,
І над всіх був сильнй і над всіх хоробрий,
Я би з перемоги вороги під ноги,
Що мені до тебе не дають дороги!
Я б добувсь до тебе через мури й стіни,
Я побив би смоки, розметав руїни,
Я б здобув всі скарби, що їх криє море,
І до ніг би твоїх положив, о зоре!
Де б тебе не скрито, я б зламав верії.
Фантастичні думи! Фантастичні мрії!

Якби я не дурень, що лиш в думах кисне,
Що співа і плаче, як біль серце тисне,
Що будуще бачить людське і народне,
А в сучаснім блудить, як дитя голодне,
Що із неба ловить зорі золотії,
Але до дівчини приступить не вміє, -
Ідеали бачить геть десь за горами,
А живеє щастя з рук пустив без тями
І тепер, запізно, плаче і дуріє -
Фантастичні думи! Фантастичні мрії!

Великі Українці - Леся Українка

Коли дивлюсь глибоко в любі очі,

в душі цвітуть якісь квітки урочі,

в душі квітки і зорі золотії,

а на устах слова, але не тії,

усе не ті, що мріються мені,

коли вночі лежу я у півсні.

Либонь, тих слів немає в жодній мові,

та цілий світ живе у кожнім слові,

і плачу я й сміюсь, тремчу і млію,

та вголос слів тих вимовить не вмію… 

Якби мені достати струн живих,

якби той хист мені, щоб грать на них,

потужну пісню я б на струнах грала,

нехай би скарби всі вона зібрала,

ті скарби, що лежать в душі на дні,

ті скарби, що й для мене таємні,

та мріється, що так вони коштовні,

як ті слова, що вголос невимовні. 

Якби я всіми барвами владала,

то я б на барву барву накладала

і малювала б щирим самоцвітом,

отак, як сонечко пречисте літом,

домовили б проречистії руки,

чого домовить не здолали гуки,

І знав би ти, що є в душі моїй…

Ох, барв, і струн, і слів бракує їй…

І те, що в ній цвіте весною таємною,

либонь, умре, загине враз зо мною.

1904, Тифліс

Antonio Gaudi

Antoni Gaudí was a pupil at the Piarist School in Reus, where he stood out on account of his gift for analysing and rationalising questions. During his adolescence, Gaudí formed a strong friendship with two of his fellow pupils: Eduard Toda and Josep Ribera. The three young men were enthusiastic about nature and interested in history, and were very fond of going on excursions. On one of these outings, Josep Ribera brought his friends to an abandoned building that he had discovered: the ruins of the Santa María de Poblet monastery. The three youths made a resolution to restore the ancient building. Of that enthusiastic youthful project, all that remains is a floor plan drawn by Gaudí, who must have been about 15 at the time, and a note written by his companions. For Gaudí, that experience was undoubtedly the declaration of his vocation as an architect.

A short time afterwards, Gaudí moved to Barcelona to study the final year of his secondary education and to do the foundation course at the School of Architecture. By that time, Gaudí had already distinguished himself as a result of his creative genius and through a flair for calculus. From early on in his studies, the brilliant architect was hard at work in the studios of eminent professors and masters of the craft such as Francisco Paula de Villar and Josep Fontseré. It was in the studio of the latter that Gaudí achieved the first recognition of his work: on his own initiative he corrected a task that had been given to a fellow student – designing the water tank for the Cascada Fountain in Parc de la Ciutadella.

The year 1878 marked the beginning of Gaudí’s intense professional activity. During that year he won a competition organised by the Barcelona City Council for his design and production of some street lamps (located in two squares, Plaça Reial and Pla de Palau), he was awarded a commission for Casa Vicens, his first important work, and he drew up preliminary plans for an industrial complex with residential quarters for the Obrera Mataronense workers’ cooperative. This was an important time for Gaudí. It was a period of research and hard work in which he learned to use the tools which would enable him to create his works of great genius in the years to come.

However, if Gaudí had one key commission in 1878, it was without a doubt the design of a small display stand for the Spanish Pavilion at the International Exhibition in Paris that same year. One of the visitors to the exhibition hall, Mr. Eusebi Güell i Bacigalupi, was so impressed by the originality of the stand that he asked to be put in contact with its creator. This marked the beginning of both a professional relationship and a close friendship between them that would last for 40 years. From that point onwards, Güell was his best client. Gaudí designed and built magnificent works for him, with painstaking attention to even the smallest details, which contributed to expanding his genius and his originality as an architect.

The development and consolidation of a genius.

The 1880s was a decade of evolution and transformation, both in the field of architecture and in Gaudí’s personal life. His style became more and more individual and bold, and all things considered he became a successful architect. He worked in every conceivable category of civil architecture: residential properties (the Güell Estate and the Güell Palace), decorative houses and halls (El Capricho in Comillas and the pavilion of the Compañía Transatlántica at the Cádiz Exhibition), and religious buildings (the Bishop’s Palace in Astorga, the School of the Teresian Nuns and the Church of the Sagrada Familia in Barcelona). He dealt with magnates and with influential church authorities. He both impressed them and learned from them. In 1900, the Barcelona City Council awarded him the first prize for the best modernist building in the city: Casa Calvet.
In 1904 that Gaudí undertook the refurbishment of Casa Batlló, on the commission of the textile industrialist Josep Batlló i Casanovas, in elegant Passeig de Gràcia, on the same stretch of street as Casa Lleó Morera and Casa Amatller, built by Doménech i Montaner and Puig i Cadafalch respectively. The difference between the styles of these three Greats of Catalan Modernism gave rise to the block being called “La Manzana de la Discordia”, or Block of Discord, a name which it has kept to this day. It is interesting to note that in Casa Batlló Gaudí was able to work according to his personal taste, and with total creative freedom. For that very reason, Casa Batlló is a showcase of his skills in the use of all kinds of materials: stone, wood, ceramic tiles, glass and iron, and he played masterfully with colour and shape. His dealings with Josep Batlló led to his acquaintance with Mr. Milá, who subsequently commissioned him to design Casa Milá, where Gaudí used many of the techniques which he had already tested in building Casa Batlló.

In 1910 a major exhibition of Gaudí’s work opened in the Gran Palais in Paris, and this was the only exhibition outside of Spain dedicated to the architect during his lifetime. On the 7th of June 1926 he was knocked down by tram while on his way to the Church of Sant Felip Neri, before going to the building site of the Sagrada Familia. He died on the 10th of June in the Hospital de la Santa Creu. His funeral was held two days later, and was attended by throngs of his many admirers, disciples and friends.

Historic Gaudí. A contemporary perspective.
Gaudí is the definitive architect associated with the city, having designed such major works as the Sagrada Familia, the only cathedral in the world under construction, Casa Batlló, la Pedrera, Palau Güell, and many more.
Today Gaudí has become a world-famous architect, the top name in Catalan architecture. Over the years, his works have gone from being obscure or even criticised to achieving international renown and being symbols and icons of an increasingly global Barcelona. In fact, 2002 was declared the International Year of Gaudí in commemoration of the 150th anniversary of his birth.

Gaudí was an outstanding and unique architect, very much one of a kind; a dreamer and yet rigorous, he was attracted by concepts which may have seemed contradictory but which for him were necessarily bound together. He was at once a craftsman and an artist, the architect of both religious and civil buildings, very strict when it came to technical details, and possessed of a creativity which knew no bounds. But above all, he was an architect who drew his inspiration not only from nature but equally from historical styles and traditional types of construction. He also had a surpassing vision: that of creating new forms which would allow him to experiment and to develop his creative interests.

Many influences - oriental, neoclassical and neo-Mudejar among others – can be seen in his architecture; however Gaudí mixed these styles with new solutions and materials such as iron, concrete, glass and ceramic tiles, materials which could be produced industrially to bring down the cost. He was also a pioneer of such contemporary notions as ecology, using recycled materials in his work.

Gaudí broke away from all previous tradition and created a new language, and although it contained elements similar to those used by other past or contemporary movements, it turned these around, reinterpreted them and took them to new levels. There is no doubt that Gaudí was a modernist, perhaps even its greatest exponent. There are even those who believe that he created a new style in its own right.

Gaudí lived in an era which was characterised by the intense economic and urban development of Barcelona, the adoption of technical changes driven by the industrial revolution, and the dawn of a prosperous Catalan bourgeoisie who were interested in artistic projects and the restoration of Catalan values through the movement known as the Renaixença (the Rebirth). All of these aspects had an influence on Gaudí, on his ideas and on his methods of working.

His family background clearly also had an impact on his work. Gaudí was from a family of boilermakers, and this influenced his understanding of space and his competence for manual trades. His poor health during childhood prevented him from going to school, and Gaudí spent long periods in the countryside, in the town of Riudoms (Tarragona), where he passed his days absorbed in the contemplation of nature and animals. Organic elements always stand out in his architecture.

In professional terms, Gaudí is closely linked to Barcelona, the city in which he completed his studies and which is home to the vast majority of his works. One of his first important projects was Casa Vicens. At that time, at the beginning of his career, he also entered into one of the most productive partnerships in the history of patronage: his relationship with Eusebi Güell, who also became one of his closest friends.
Gaudí designed a spectacular display case for the Comella glove manufacturer at the International Exhibition in Paris. Made of iron, its originality immediately captivated Güell, who then commissioned Gaudí to build the entrance to his estate in Pedralbes, Finca Güell, and it was there that Gaudí built his first catenary arch.

After this followed a whole host of commissions, among them Palau Güell, Casa Botines, Casa Calvet, Park Güell, Bellesguard, Casa Batlló, La Pedrera, and many other buildings.
In 1883 he received the commission to build the Sagrada Familia. Initially he balanced work on that project alongside various others, but in the last years of his life he worked exclusively on the church. As his faith got stronger, so did his dedication to the project, to the point where he even moved his studio and his home to the church itself.
http://www.casabatllo.es

Gaudí’s childhood. The observation of Nature.

The son of Francesc Gaudí i Serra, a boilermaker, and Antonia Cornet i Bertran, Antoni Plàcid Guillem Gaudí i Cornet, was born on a hot 25th of June 1852 in Reus (Tarragona). Gaudí spent his childhood between Reus, where his parents had their business, and the countryside, in a small cottage owned by his mother known as Mas de la Calderera – the Boilermaker’s house – as his mother’s family had also been involved in that craft. Frequent contact with nature may have been one of the factors that stimulated two of the abilities which were to become crucial in the development of his work: the observation and meticulous analysis of the natural world.

Adolescence. The awakening of a genius.

Antoni Gaudí was a pupil at the Piarist School in Reus, where he stood out on account of his gift for analysing and rationalising questions. During his adolescence, Gaudí formed a strong friendship with two of his fellow pupils: Eduard Toda and Josep Ribera. The three young men were enthusiastic about nature and interested in history, and were very fond of going on excursions. On one of these outings, Josep Ribera brought his friends to an abandoned building that he had discovered: the ruins of the Santa María de Poblet monastery. The three youths made a resolution to restore the ancient building. Of that enthusiastic youthful project, all that remains is a floor plan drawn by Gaudí, who must have been about 15 at the time, and a note written by his companions. For Gaudí, that experience was undoubtedly the declaration of his vocation as an architect.

University. The discovery of architecture.

A short time afterwards, Gaudí moved to Barcelona to study the final year of his secondary education and to do the foundation course at the School of Architecture. By that time, Gaudí had already distinguished himself as a result of his creative genius and through a flair for calculus. From early on in his studies, the brilliant architect was hard at work in the studios of eminent professors and masters of the craft such as Francisco Paula de Villar and Josep Fontseré. It was in the studio of the latter that Gaudí achieved the first recognition of his work: on his own initiative he corrected a task that had been given to a fellow student – designing the water tank for the Cascada Fountain in Parc de la Ciutadella.

Gaudí as architect. His first steps.
The year 1878 marked the beginning of Gaudí’s intense professional activity. During that year he won a competition organised by the Barcelona City Council for his design and production of some street lamps (located in two squares, Plaça Reial and Pla de Palau), he was awarded a commission for Casa Vicens, his first important work, and he drew up preliminary plans for an industrial complex with residential quarters for the Obrera Mataronense workers’ cooperative. This was an important time for Gaudí. It was a period of research and hard work in which he learned to use the tools which would enable him to create his works of great genius in the years to come.

A decisive meeting: Eusebi Güell.

However, if Gaudí had one key commission in 1878, it was without a doubt the design of a small display stand for the Spanish Pavilion at the International Exhibition in Paris that same year. One of the visitors to the exhibition hall, Mr. Eusebi Güell i Bacigalupi, was so impressed by the originality of the stand that he asked to be put in contact with its creator. This marked the beginning of both a professional relationship and a close friendship between them that would last for 40 years. From that point onwards, Güell was his best client. Gaudí designed and built magnificent works for him, with painstaking attention to even the smallest details, which contributed to expanding his genius and his originality as an architect.

The development and consolidation of a genius.

The 1880s was a decade of evolution and transformation, both in the field of architecture and in Gaudí’s personal life. His style became more and more individual and bold, and all things considered he became a successful architect. He worked in every conceivable category of civil architecture: residential properties (the Güell Estate and the Güell Palace), decorative houses and halls (El Capricho in Comillas and the pavilion of the Compañía Transatlántica at the Cádiz Exhibition), and religious buildings (the Bishop’s Palace in Astorga, the School of the Teresian Nuns and the Church of the Sagrada Familia in Barcelona). He dealt with magnates and with influential church authorities. He both impressed them and learned from them. In 1900, the Barcelona City Council awarded him the first prize for the best modernist building in the city: Casa Calvet.

In 1904 that Gaudí undertook the refurbishment of Casa Batlló, on the commission of the textile industrialist Josep Batlló i Casanovas, in elegant Passeig de Gràcia, on the same stretch of street as Casa Lleó Morera and Casa Amatller, built by Doménech i Montaner and Puig i Cadafalch respectively. The difference between the styles of these three Greats of Catalan Modernism gave rise to the block being called “La Manzana de la Discordia”, or Block of Discord, a name which it has kept to this day. It is interesting to note that in Casa Batlló Gaudí was able to work according to his personal taste, and with total creative freedom. For that very reason, Casa Batlló is a showcase of his skills in the use of all kinds of materials: stone, wood, ceramic tiles, glass and iron, and he played masterfully with colour and shape. His dealings with Josep Batlló led to his acquaintance with Mr. Milá, who subsequently commissioned him to design Casa Milá, where Gaudí used many of the techniques which he had already tested in building Casa Batlló.

In 1910 a major exhibition of Gaudí’s work opened in the Gran Palais in Paris, and this was the only exhibition outside of Spain dedicated to the architect during his lifetime. On the 7th of June 1926 he was knocked down by tram while on his way to the Church of Sant Felip Neri, before going to the building site of the Sagrada Familia. He died on the 10th of June in the Hospital de la Santa Creu. His funeral was held two days later, and was attended by throngs of his many admirers, disciples and friends.

Historic Gaudí. A contemporary perspective.
Gaudí is the definitive architect associated with the city, having designed such major works as the Sagrada Familia, the only cathedral in the world under construction, Casa Batlló, la Pedrera, Palau Güell, and many more.

Today Gaudí has become a world-famous architect, the top name in Catalan architecture. Over the years, his works have gone from being obscure or even criticised to achieving international renown and being symbols and icons of an increasingly global Barcelona. In fact, 2002 was declared the International Year of Gaudí in commemoration of the 150th anniversary of his birth.

Gaudí was an outstanding and unique architect, very much one of a kind; a dreamer and yet rigorous, he was attracted by concepts which may have seemed contradictory but which for him were necessarily bound together. He was at once a craftsman and an artist, the architect of both religious and civil buildings, very strict when it came to technical details, and possessed of a creativity which knew no bounds. But above all, he was an architect who drew his inspiration not only from nature but equally from historical styles and traditional types of construction. He also had a surpassing vision: that of creating new forms which would allow him to experiment and to develop his creative interests.

Many influences - oriental, neoclassical and neo-Mudejar among others – can be seen in his architecture; however Gaudí mixed these styles with new solutions and materials such as iron, concrete, glass and ceramic tiles, materials which could be produced industrially to bring down the cost. He was also a pioneer of such contemporary notions as ecology, using recycled materials in his work.

Gaudí broke away from all previous tradition and created a new language, and although it contained elements similar to those used by other past or contemporary movements, it turned these around, reinterpreted them and took them to new levels. There is no doubt that Gaudí was a modernist, perhaps even its greatest exponent. There are even those who believe that he created a new style in its own right.

Gaudí lived in an era which was characterised by the intense economic and urban development of Barcelona, the adoption of technical changes driven by the industrial revolution, and the dawn of a prosperous Catalan bourgeoisie who were interested in artistic projects and the restoration of Catalan values through the movement known as the Renaixença (the Rebirth). All of these aspects had an influence on Gaudí, on his ideas and on his methods of working.

His family background clearly also had an impact on his work. Gaudí was from a family of boilermakers, and this influenced his understanding of space and his competence for manual trades. His poor health during childhood prevented him from going to school, and Gaudí spent long periods in the countryside, in the town of Riudoms (Tarragona), where he passed his days absorbed in the contemplation of nature and animals. Organic elements always stand out in his architecture.

In professional terms, Gaudí is closely linked to Barcelona, the city in which he completed his studies and which is home to the vast majority of his works. One of his first important projects was Casa Vicens. At that time, at the beginning of his career, he also entered into one of the most productive partnerships in the history of patronage: his relationship with Eusebi Güell, who also became one of his closest friends.

Gaudí designed a spectacular display case for the Comella glove manufacturer at the International Exhibition in Paris. Made of iron, its originality immediately captivated Güell, who then commissioned Gaudí to build the entrance to his estate in Pedralbes, Finca Güell, and it was there that Gaudí built his first catenary arch.

After this followed a whole host of commissions, among them Palau Güell, Casa Botines, Casa Calvet, Park Güell, Bellesguard, Casa Batlló, La Pedrera, and many other buildings.

In 1883 he received the commission to build the Sagrada Familia. Initially he balanced work on that project alongside various others, but in the last years of his life he worked exclusively on the church. As his faith got stronger, so did his dedication to the project, to the point where he even moved his studio and his home to the church itself.